«Если в человеке нет человечности, для меня это не человек»

У Виктора Зубика из Барановичей жизнь сложилась непросто. Ему довелось побывать и милиционером, и заключенным, и бездомным. В августе 2020-го пенсионер опоздал на последний автобус, который ехал до его общежития, и оказался в автозаке с разбитой головой.
Виктор Зубик, которому скоро исполнится 70 лет, о событиях 9 августа узнал только на следующий день, когда зашел в гости к знакомому. Тот рассказал, как на улицах Барановичей взрывали светошумовые гранаты, били стекла в автомобилях.
– Я еще подумал: вот это да! Потом хозяин угостил арбузом, мне понравился шикарный нож, которым он резал, и знакомый его мне подарил. Завернул в пакетик, перевязал тесемкой, и я в спешке сунул его в карман, а не в пакет. А мне в этот день как раз пенсию дали, накупил два полных пакета вещей, кружку, книги – я заядлый книжник, лучше две книги куплю, чем бутылку водки.
Засиделся в гостях и опоздал на последний автобус. Вышел в сторону площади, а там омоновцы. Вернулся на бульвар Штоккерау, думаю, пойду на Комсомольскую, а там дроны летают, и тоже силовики стоят, стучат дубинками. Один говорит:
– Дед, идите отсюда, мы сейчас шпану будем гнать.
Я пошел к кинотеатру «Звезда», стою у газетного киоска (я с палочкой хожу, там ее и оставил) со своими пакетами, думаю, ну, пойду домой через парк пешком. Слышу крики. Прямо на меня бежит какой-то парень, за ним двое омоновцев. Один меня схватил за шкирку – и в атовтозак, уже забитый людьми:
– А ты, дед, что тут делаешь, тоже на митинги ходишь!
– Какие митинги Я опоздал на свой автобус.
Сказал, что я бывший работник милиции. Один лысый с пузом ухмыльнулся:
– Чего мы только не наслушались, еще и ментяра объявился.
Но я действительно бывший сотрудник милиции, в 70-е годы больше четырех лет проработал в Барановичах милиционером. Пришел туда после армии, раньше ведь в милицию не принимали, если не отслужил. Был сначала постовым, потом меня перевели в уголовный розыск, последние два года в милиции я работал с карманниками. Был лучшим опером по карманным кражам.
Сказал, что я бывший работник милиции. Один лысый с пузом ухмыльнулся: “Чего мы только не наслушались, еще и ментяра объявился”
– Физическую силу за время службы я не применял, но однажды помог напарнику выкрутиться, когда он переборщил – ударил задержанного в пах ногой, началась проверка, его могли уволить. Позже узнал, что он покончил жизнь самоубийством.
Виктор долго молчит, вспоминает напарника и вытирает слезы. Возвращается мыслями в прошлое, в котором, по его словам, из-за развода с женой пришлось уволиться из милиции, а потом довелось поработать в ресторане администратором, печатником в газетном цеху в издательстве ЦК КПБ в Минске, торговать в поездах книгами.
– У меня столько всего в жизни было, вай-вай. Были и драки, нос как-то сломали, – вздыхает Виктор и рассказывает о своем неординарном характере, непростой жизни.
Из-за бытового скандала с сожительницей в Минске Виктору грозило 15 суток, но он сбежал из зала суда прямо из-под стражи. Его задержали и осудили на два года лишения свободы. В конце 80-х попал за решетку еще на год из-за неуплаты алиментов, было трудно найти работу с судимостью. Вспоминает, как сняли с поезда не с тем билетом. Доводилось сидеть на Окрестина на сутках. Рассказывает, как однажды разозлился и выбил кормушку в камере, как ему делали на Окрестина «ласточку», и он тогда чуть не умер.
Как лишился паспорта, прописки и жилья, не мог устроиться на официальную работу. Перебивался временными заработками, продавал книги, собирал бутылки. Бомжевал. Жил на вокзалах, в заброшенных зданиях, при монастыре, недавно, наконец, смог поселиться в общежитии. Но за все это время не спился. Всегда любил читать книги и в день интервью как раз купил новую книгу – «дорогую, но очень хорошую, про взаимоотношения мужчин и женщин».
– Я много читаю, всеяден в темах и направлениях. Понимаю, что хочу объять необъятное, и молодым людям советую так делать, чтобы развиваться и каждый год подниматься на ступень выше.
Вспоминая августовские события, Виктор говорит, что больше всего ценит в людях человечность, если ее нет – значит, это не человек. Возле автозака силовик обыскал Виктора, вытащил из кармана нож: “О, так ты неплохо подготовился!”
– И давай меня колошматить, головой об автозак. Потекла кровь. До сих пор шишки побаливают. Наверное, было сотрясение, потом пошатывало, боюсь упасть.
Мне крикнули: “Ноги шире!” А я их раздвинуть не могу, у меня с этим проблема – облитерирующий атеросклероз сосудов нижних конечностей. И меня так ударили по ногам, показалось, что битой, потом по ребрам – дубинкой. Когда вышел из СИЗО, месяцев пять не мог выйти из дома, все болело, может, в ребре трещина была.
Потом завезли в ГОВД. Какой-то лейтенант увидел, что у меня кровь течет, голова разбита: “Дед, иди за мной”. Провел с другого входа и оставил возле какой-то камеры. В это время ребят выводили из автозака. Как же их колошматили! Некоторым делали подножку и потом еще били ногами. Меня завели в отдельную камеру. Пришел врач, кое-как обработал голову, там все волосы слиплись.
Какой-то лейтенант увидел, что у меня кровь течет, голова разбита: “Дед, иди за мной”. Провел с другого входа
Повели в автозак, я уже сам подняться не мог, меня подталкивали. Внутри было битком набито, кто-то встал и уступил мне место. Приехали в СИЗО (там было очень много задержанных), в камеру на 9 мест посадили 12-13 человек, я толком даже лечь не мог, все болело, так и сидел.
Утром какой-то капитан сказал, что его нужно приветствовать так: “Здравствуйте, гражданин начальник!” Я подумал, а почему это, мы же не уголовники и не осужденные, поэтому промолчал.
Он:
– А ты чего молчишь Я же ясно сказал. Герой нашелся!
За шкирку вытащил меня из камеры. Видимо, камеры наблюдения были отключены, поэтому он так нагло себя вел.
Я говорю:
– Что ты меня лупишь, мне и так досталось, вся голова в крови.
– Сейчас еще получишь.
И как дал со всей силы по почке.
Потом был суд, вызывали ребят по пять человек. Некоторые возвращались и рассказывали, что им не давали ознакомиться с протоколом. Кому-то штраф давали, кому-то сутки. В нашу камеру попали даже два БРСМвца. Мне на суде сообщили, что кто-то из омоновцев сказал, что я выражался нецензурной бранью, чем проявил явное неуважение к обществу. Как я проявлял это неуважение, не знаю до сих пор.
На третьи сутки меня отпустили, но в суде не сказали, что в течение 5 суток можно обжаловать приговор. Я после СИЗО полтора месяца искал тех, кто там тоже был. Спрашивал, как их дела в СК идут. Никак. Заявление не писал, а что толку
Знаете, я всегда мечтал быть свободным. Отца посадили, он сбегал из тюрьмы, а потом ушел от нас, мама пила. Когда мне было 10 лет, она сдала нас с младшим братом в интернат, и я 6 лет там прожил. Сразу ощутил, что такое несвобода. Везде строем: в столовую туда-обратно, раз в месяц – в кино. Если б мать не пила, я бы не лишился квартиры, но даже когда она у меня была, уже жить не хотелось.
Мало того, что избили, так еще и самое настоящее мародерство устроили
До избиения у меня уже был букет болезней, а после стало еще хуже. Голова раскалывается постоянно, иду и кажется, что упаду в обморок. Почка болит. С глазами что-то не так, может, отслоение сетчатки.
Через месяц я пошел забирать свои вещи, вернули только телефон и пустой пакет, а ведь пакеты были набиты битком. Нож забрали как «вещественное доказательство», куртки не стало, посуды и ключей тоже. Был еще кошелек, деньги – ничего. Мало того, что избили, так еще и самое настоящее мародерство устроили. И знаете, я всего, что случилось, так не оставлю, буду добиваться справедливости, пусть хоть убьют меня.
P.S. Заявление в СК не подавал.
Если вы пострадали во время мирных демонстраций и готовы рассказать свою историю, пишите нам на почту avgust2020belarusg mail com с пометкой «История». Мы с вами свяжемся. Спасибо

.